«Stealing Beauty» — «Украденная красота», «Кража красоты». «Io ballo da sola» — «Я танцую сама по себе». Названия фильма по-английски и по-итальянски.
Странно, но именно русское название, данное фильму неизвестными прокатчиками, ближе фильму, чем оригинальное. Впрочем, важны ли названия, если автор на своем родном итальянском дал название совсем-совсем отличное от «международного»?
Названия не важны. Особенно для кино. Потому что можно сесть перед экраном. Включить запись и все увидеть своими глазами. Увидеть то, что сказывается само, показывает себя само, говорит за себя само. Как сама жизнь.
Наша жизнь не имеет названия.
Нет слова, которое пригвоздит жизнь надмогильной табличкой — ушедшее это то-то, длящееся — это вот это. Занесите в справочник. Приравняйте её к таким же, как она.
Ловить парой слов жизнь — значит быть сумасшедшим, который черпает дырявой ложкой реку. Можно сплести сотню слов, тысячу — сделать прочное сито размером со свою жизнь — положить всю свою жизнь на подгонку слов друг к другу… но река этой твоей жизни унесет все, оставив на твоих плетениях лишь капли. И хорошо, если кто-то увидит в этих каплях сверкающие отражения подлинного — смеха, страха, боли, счастья, любви, ожидания, потери, надежды… Всё всё-равно ускользнет. И нет здесь кражи, нет того, кто украл — есть течение жизни. Волна за волной уходящее, уносящее всё.
. . .
Как удержать это всё? Как донести до других? Остаться одной. Ожидать всего-всего. Танцевать и смотреть как другие уходят. Как их уносит время. Твой танец тоже длится. Ты в нем. И времени еще очень-очень много. Ты в этом уверена. Ты танцуешь. Ты ждешь великого и невыразимого счастья…
. . .
Ждать счастья — это счастье. Когда его уже не ждешь — это значит, что всё — жизнь таки обманула — утекла. Как и у всех. Но про это никому-никому нельзя говорить из тех, кто еще живет ожиданием счастья… И счастье, что они эти слова и не услышат.
. . .
Красота человека. Была и нет. Волнующая, притягивающая к себе, обволакивающая тебя собой. Ты смотришь на неё. Любуешься. Налюбоваться не можешь. Не можешь утолить желание смотреть еще и еще. Быть рядом. Дотронуться. Обнять. Вдохнуть. Прижать к себе так сильно как только возможно. Но нельзя. Она хрупка. И ваша связь хрупка. Она может распасться. От одного неверного движения, слова, взгляда. И как тогда быть. Как можно тогда быть без этой красоты. Без этой невыразимой естественности бытия. Такой верной в каждом своем движении. В своем движении, рожденном вот только что.
Эти движения влекут. Потому что они говорят сами из себя. В них нет вторичности — той, что появляется после осознания человеком выгоды быть красивым, когда человек использует свой дар для себя — и когда красоты как таковой уже не остается, а остается лишь её оболочка — притворство, кажимость, в лучшем случае — память об уже былом.
Так привлекает нас юность. Своим первым порывом. Первым шагом. Первым взглядом. Открытием мира. Который завораживает. Потому что мир всегда нов. И юность это знает.
. . .
Жизнь человека. Была и нет. Что осталось? Закат жизни вот он. Но есть ли что-то что есть у старика, чего нет у молодости? Узнал ли он что-то такое, что стоит его прожитой жизни? То, что стоит ужаса небытия, которое вот оно — уже закрыло собой большую часть неба. Что есть у тебя, когда ты ловишь последние лучи солнца? Ничего. Жизнь ускользнула.
. . .
Два поколения в доме. Одно построило дом. Смогло встроить себя в сетку производства. Что-то рисовать, что-то писать, что-то выпиливать, о чем-то рассказывать. Поддерживать дом, кормить друг друга. Другое поколение просто пришло в мир и в этот дом — они здесь хозяева по праву рождения… и они гости, которые пользуются плодами бывших до них.
Есть ли между ними разница, кроме как в количестве морщин и упоминаний в прессе? Куда ускользнула жизнь первых? Что им есть сказать вторым?
Что жить им стало удобнее? Что они сделали все задания, что задала им природа — выросли, нашли друг друга, родили детей, воспитали их, нашли источник пропитания, построили дом?
Но что такое есть у них, что примирит их с концом их жизни? Где та, затерявшаяся среди сотни книг стопка бумаги, на которой нанесены слова лучшей работы писателя, которая оправдает его жизнь? Где та скульптура, которая не будет очередным элементом ландшафта, на которую присядет случайный прохожий, — а будет чем-то, от чего отроются глаза на Правду у всего мира? Где те десятилетия радости, которые ожидала жена скульптора, а получила быт домохозяйки в местности с хорошим климатом?
Жизнь ускользнула. Её ровно столько же у старика, как и у молодого. Сейчас, сегодня. Но у старика нет завтра. У молодого его тоже ведь нет. Но он думает что есть. И в этом своей уверенности он притягивает к себе. Обещание жизни ценнее, чем сама жизнь. Мы грезим вечностью в своих желаниях.
. . .
Она была мудрее, чем её мать. Эта мудрость была оплачена смертью. Она искала выражения себя и не ждала других для подтверждения себя. Она писала строки и сжигала их. Она питала костер своей души. Её взгляд смотрел сквозь. Она мерцала — где она уже она, а где еще грезящая наяву девочка… Она отдавалась нахлынувших чувствам, была счастлива мгновением, но уже останавливалась пониманием невозможности вечного счастья. Она не знала куда деть себя, но её естество вело её к мимолетному счастью исполнения заветов природы.
. . .
Как поймать счастье? Как запереть его, чтобы не украли? Как удержать жизнь, утекающую сквозь пальцы? Прильнуть к другому? Напитаться красотой места? Сотворить что-то, что гармонией оплетет текущее время? Пусть оно замрет неизменным. Пусть глиняные человеки простоят на пару столетий дольше, чем сделавший их человек, когда-то тоже сотворенный из глины. Пусть слова выведенные на бумаге затеряются среди других, но мы будет жить в надежде, что на них наткнется случайный потомок через тысячу лет…
Зачем? Но ведь нельзя же чтобы вот так все уходило, нельзя чтобы божественное, чарующее, нежнейшее, обжигающее… мимолетное растворилось в ничто.
■ Сон жизни…
//«Земляничная поляна» (Ингмар Бергман, 1957)
■ Жизнь на берегу у Ничто…
//«Манчестер у моря» (Кеннет Лонерган, 2016)
■ О том, что дает силы жить…
//«Патерсон» (реж. Джим Джармуш, 2016)
■ Абсурд и Истина фильма и жизни…
//«Монолог» (Илья Авербах, 1972)
КОММЕНТАРИИ К СТАТЬЕ // ФИЛЬМУ :
Добавьте свой комментарий
О родине, мужском и женском, войне — о человеческом…
//«Фландрия» (2006)
Скудость слов не уничтожает смысла – если смысл возрос до явленности в полноте проживаемого бытия в Мире, до явленности в полноте исконно твоего в родине, до спасительной теплоты в Ней — до любви.
Не разум спасает человека от чудовища в нём самом, не интеллект сохраняет человечество…
//«Забытые» (Л.Бунюэль, 1950)
Через 21 год после разрезания глаза в «Андалусском псе», столп сюрреализма Луис Бунюэль снял фильм по канонам итальянского неореализма и очень близко к советскому взгляду на мир. Но это был совсем другой мир…
Бессилие слов и боли…
//«Ложное движение» (Вим Вендерс, 1975)
Слова мертвы, если они обращены к тем, кто их не слышит. Слова не могут дать слух. Не могут заставить сдвинуться с места. Это делают не слова. Движение не рождается из слов.
Движение даже не рождается из боли и крови. Чтобы слова, боль, кровь имели силу, она должна быть у тех кто их слышит, видит, со-чувствует…
Когда чужая боль больнее…
//«Чучело» (Ролан Быков, 1983)
Чувствовать других как себя – как это много, как прекрасен и ошеломляюще широк может быть наш общий мир. И как это может быть больно…
тексты не “про кино”
каждый фильм здесь — начало разговора — повод и помощь в разбирательстве с «жизнью и смертью, судьбой и свободой, другими и собой…»;
большинство фильмов здесь — [горькое] лекарство для души, честный взгляд на человека, шанс выйти за границы теперешнего себя.
Уже не живая Европа…
//«По поводу Ниццы» (Жан Виго, 1930)
Жан Виго – икона кинематографа. Больной туберкулезом, в 24 года на последние деньги он купил камеру. Чтобы снимать людей и время; чтобы предостеречь людей от них самих и от наступающего времени; чтобы защитить слабых; а еще, чтобы сказать миру — «Нате!».
Человек никогда не может выстоять один против мира…
//«Трамвай Желание» (1951)
История о всех нас. Вся экзотичность места и времени, всё сгущение обстоятельств “чужих жизней” — лишь способ авторов повысить громкость музыки нашей жизни, обычно тихо отыгрываемой год за годом нашего существования — чтобы её услышали в себе даже те, кто делает вид, что все это не про них…
Человеческое сердце – всегда больное сердце…
//«Нежность» (1966)
Наше больное сердце выбрасывает нас из механичности событий и дарит счастье. Счастье узнать то, что больше всех механизмов пространства и времени вместе взятых. Счастье смотреть на весну, счастье видеть радость других и проживать его как своё. Счастье любить и видеть любовь других.
И счастье понимания чуда жизни человеком. Чуда, которое не может не быть хрупким. Самым хрупким из существующего. Которое надо беречь во что бы то ни стало. До конца, до последнего удара сердца.
(Бес)человечная притча о свободе, лошадях, детях и рае…
//«Белая грива: Дикая лошадь» (1953)
Альбер Ламорис – признанный гений короткого метра; до триумфального «Красного шара» он снял горький и прекрасный фильм о мальчике и коне – (бес)человечную притчу – поэму смерти (от) детских иллюзий… в чём никто и никогда не захочет себе признаться…
Обман и Правда человеческого существования…
//«Четыре ночи мечтателя» (Р.Брессон, 1971)
Предъявляемые с умным видом каузальные физио- / нейро- / социо- / … -логические “объясняющие” конструкции «а на самом деле» — это и есть главный успокаивающий обман современности…
Сон жизни…
//«Земляничная поляна» (И.Бергман, 1957)
Мы обезболиваем себя безумной надеждой — «это сон». «Всё сон»… Настоящее — там и тогда, где нет боли, зла, неудачи. Где есть второй и третий, и тысячный шанс исправить. Где нет расставания, нет болезни, нет смерти. Где все рядом и навсегда. Где нет времени… Настоящие — по ту сторону прикрытых глаз…
Попытка побега из своей скорлупы…
//«После работы» (М.Скорсезе, 1985)
Taxi Driver не может жить, видя «вот это вот всё», After Hours человек виляет между жизнями, пытаясь проскользнуть между капельками дождя… Смертоубийственная комедия жизни человека, который хочет спастись, не изменившись сам и не меняя ничего вокруг.
P.S.
Лив Тайлер играет 19-летнюю в свои реальные 19, Бертолуччи снимает её в свои 55 лет, отцу Лив — Стивену Тайлеру в это время 48. Лив узнала, что он её отец случайно в свои 10 лет. Стивен Тайлер по дедушке итальянец (другой дедушка, кстати, по фамилии Чернышевич приехал в США в 1914 из Бобруйска).
Лив в свои 19 была божественна, сейчас, в свои 43 — она просто хороша. Что будет еще через 20 лет?…
Фильм снят там, тогда и теми, кто наиболее близки к его пафосу.
Красота ускользает. Жизнь ускользает. Но мы их будем раз за разом ловить игрой света и тени наших любимых фильмов.