«Монолог» — из тех редчайших фильмов, что удерживают для нас открытыми пути к мудрости жизни…

«Монолог» — из тех редчайших фильмов, что удерживают для нас открытыми пути к мудрости жизни…
Через 21 год после разрезания глаза в «Андалусском псе», столп сюрреализма Луис Бунюэль снял фильм по канонам итальянского неореализма и очень близко к советскому взгляду на мир. Но это был совсем другой мир…
Фильм, после которого весь мир признал гений Феллини, который этому миру был очень нужен… Фильм, после которого Феллини пережил психический надлом, который он сам много позже назвал «Чернобылем души».
Похоть – власть падшего мира; цепи, которыми он сам себе заковывает, почти превращая себя в ад. Из века в век…
Гениально точно, больно и светло. Кира Муратова, Владимир Высоцкий и юная Нина Русланова…
Фильм Павла Арсенова и Александра Володина в 77 своих минутах поразительно лаконично и точно разворачивает человеческий мир некоммуникабельности чувств и слов. Делает это деликатно и с, казалось, невозможной для этой “темы” теплотой, то есть так, как это не удалось сделать Антониони или Вендерсу…
Наше больное сердце выбрасывает нас из механичности событий и дарит счастье. Счастье узнать то, что больше всех механизмов пространства и времени вместе взятых. Счастье смотреть на весну, счастье видеть радость других и проживать его как своё. Счастье любить и видеть любовь других.
И счастье понимания чуда жизни человеком. Чуда, которое не может не быть хрупким. Самым хрупким из существующего. Которое надо беречь во что бы то ни стало. До конца, до последнего удара сердца.
Они яростно верили в себя. Колумб обманул всех. Тур Хейердал повел за сказкой… Но человека ведет не ложь – ведут мечты, грёзы…
Уходя в горизонт, мы ищем только свой мир. Мы идем за свободой. Мы уплываем в себя – туда, где нас не будет дергать за ниточки мелочное чужое. Мы стремимся к любви…
…фильм смог добавить и к диснеевскому, и к советскому мюзиклам недостающие измерения — раскрыть «сказку о лучшей и всемогущей няне» до трагической полноты многомерности жизни…
Семь десятков лет. Срок человеческой жизни. Век Советской страны.
Как уникален каждый, как ценен каждый — год, день, час… шаг, выбор, поступок…
Мы проживаем наши жизни на тонкой-тонкой полоске бытия. А вокруг ничто. Ничто, в сторону которого всё что мы можем, всё что может весь наш “современный мир” — это очень стараться не смотреть…
Думать только о том, чего у тебя нет; упрекать виноватых-других; жалеть себя; терять себя во влечении; убеждать себя, что твоя социальная роль и ты это одно и то же; быть как все… — это всё наши пути забвения — анестезия для заблудших душ.
Чем же спасает(ся) этот мир? Кто спасается в нем? Кто святой в этом мире, потерявшем веру?
Предъявляемые с умным видом каузальные физио- / нейро- / социо- / … -логические “объясняющие” конструкции «а на самом деле» — это и есть главный успокаивающий обман современности…
Чувствовать других как себя – как это много, как прекрасен и ошеломляюще широк может быть наш общий мир. И как это может быть больно…
Жизнь человека для человека невыносима. Невыносимо быть запертым в череду дней. Одних и тех же. Невыносимо быть таким же как все. Неразличимым среди всех. Невыносимо каждый день ходить по одному и тому же маршруту. Одномерному в своей обреченной предопределенности. Невыносимо быть собой. Каждый день собой. Одним и тем же…
Красота человека. Волнующая, притягивающая к себе, обволакивающая тебя собой. Она так хрупка… Как можно быть без этой красоты. Без этой невыразимой естественности бытия… Жизнь? Её ровно столько же у старика, как и у юнца. Сейчас, сегодня. У старика нет завтра? У молодого его тоже ведь нет. Но он думает что есть. Обещание жизни ценнее, чем сама жизнь. Мы грезим вечностью в своих желаниях…
Оживить грезы. Войти в них. Предстать тем, кто ты не есть и кем ты никогда не будешь, войти в сознание смотрящих, завладеть им, заставить плакать и смеяться… Кто летит и сгорает на огне выдуманных историй? Актеры или их зрители? Те, кто отдают всю свою жизнь кривлянию на сцене, или те, кто растрачивают свою жизнь на опостылевшей «работе», чтобы вечером убежать в забытьё чужих грез?
Он потерял всё: работу и её смысл, семью, дом, здоровье, остроту ума… Его уже нет. Жизнь развеялась как дым — пара лет, пара месяцев, а, может, дней и всё… Да? Нет! Его бестолковость — это не порождение немощи или надвигающегося маразма — но жизнь в мудрости…
Масштаб мечты начала XX века поражает. Завораживает и зовет. Мечты, которая не осталась в головах фантазеров, а подняла массы, была принята миллионами и выдернула человечество из забуксовавшего в кровавой каше эгоистичного капитализма в настоящее будущее…
Слова мертвы, если они обращены к тем, кто их не слышит. Слова не могут дать слух. Не могут заставить сдвинуться с места. Это делают не слова. Движение не рождается из слов.
Движение даже не рождается из боли и крови. Чтобы слова, боль, кровь имели силу, она должна быть у тех кто их слышит, видит, со-чувствует…
Бьющий с экрана экстаз размаха труда сотворения нового мира.
Фильм-фреска, фильм-плакат, завораживающий остротой деталей вечных сюжетов и жаром мечты о достижимости всеобщего счастья…
Что может быть прекраснее и ранимее юной души? Пожалуй, лишь советская традиция “школьного кино” умела предельно бережно касаться её. Умела возвысить и героев, и нас, зрителей. Только в советских фильмах столь изящно открывался мир поэзии, мир влюбленности, мир обезоруживающей искренности, сложности и трагичности “почти взрослых чувств”…
До «Шербурских зонтиков» Жак Деми снял маленький шедевр — экзистенциальный мюзикл с хеппи-эндом — …чтобы подарить грёзу надежды, что ожидание вознаграждается; чтобы пролить успокаивающие слезы любования чужим везением; чтобы укрепить душу сказкой о верности…
Жизнь сутенеров зла и смерти никогда не была такой легкой как сейчас…
Семья – ячейка общества. Клетка. Камера-одиночка для двоих. Или троих… Панцирь-скорлупа, которая только и защищает беспомощно-нежных нас от неостановимого ледяного града жизни…
Врач – тот, кто должен побеждать смерть. Вот так всё просто. Каждый день. В нелепости нашего бытия… Плата – жизнь, чужая и своя. Награда – тоже жизнь и шанс быть настоящим…
Лишь до первой пандемии вызывают смех/неприязнь/гнев у теперешних «просвещенных детей Науки», жалкие попытки грязных обитателей средних веков победить Смерть…
Мы обезболиваем себя безумной надеждой — «это сон». «Всё сон»… Настоящее — там и тогда, где нет боли, зла, неудачи. Где есть второй и третий, и тысячный шанс исправить. Где нет расставания, нет болезни, нет смерти. Где все рядом и навсегда. Где нет времени… Настоящие — по ту сторону прикрытых глаз…
Увидеть, что ты — это не ты…
Это больно. Это страшно. Это горько. Это Невысказываемо… Это последний фильм Микеланджело Антониони из “пенталогии отчуждения”…
История о всех нас. Вся экзотичность места и времени, всё сгущение обстоятельств “чужих жизней” — лишь способ авторов повысить громкость музыки нашей жизни, обычно тихо отыгрываемой год за годом нашего существования — чтобы её услышали в себе даже те, кто делает вид, что все это не про них…
Он был талантливым ребенком талантливых родителей; его успех был гарантирован; ему подарили уже готовую жизнь… Но где в этом был он сам? А он сам — это и есть та плата, которую с него взяли, его не спросив…
О том, что не дает спокойно жить, что выталкивает вон из родного дома, заставляет отказаться от привычного, взвалить на себя почти неподъемную ношу и броситься в неизвестное…
«Blade Runner 2049» — философский фильм. Именно исходя из этого к нему и стоит подходить. Поэтому коротко и [почти] очень серьезно …