Ужас и наслаждение увидеть свой сон не как сон. Увидеть его перед собой, со стороны и без себя. Великое кино — это сновидение. 24 кадра в секунду прорываются через барьер критического вахтера сознания и погружают в сон наяву. Но сон, который пробуждает в тебе всю твою память и который не обрывается после пробуждения.
Когда в нашей жизни происходит трагедия — наше сознание пробует защитится от боли существования сдвигом в полуявь-полусон — мы обезболиваем себя безумной надеждой — а вдруг это сон. «Я не мог поверить, что это происходит на самом деле… я ждал, что вот сейчас я проснусь и всё это… вот всё вот это окажется сном». Ах, как нам хочется, что бы всё вот так и получилось бы — чтобы мы проснулись от кошмара.
Но так не происходит и мы принуждены бодрствовать дальше. Пока не стерпится, пока ничего другого не останется.
А как быть, если душа открыта для ужаса смерти каждый миг своего бодрствования. Ведь, что могло бы быть лучше, чтобы всё это оказалось сном. Вот просто всё. Наш страх существования в «настоящем мире» постоянно наталкивается на надежду, что всё это понарошку. Ведь так хочется жить. Хочется жить так и там, чтобы не было боли, зла, неудачи. Чтобы был второй и третий, и тысячный шанс сделать то, что делаешь так прекрасно как это должно было бы быть. Ведь не должно быть смерти, не должно быть боли, не должно быть расставаний, не должно быть болезни, лишающей шансы делать, получать, дарить прекрасное. Бесконечное в груди толкает в высь, но упирается в обшарпанную банальную стену немощи и конечности…
И чем больше проходит дней, чем ближе, согласно дурацкой арифметики двузначных цифр, конец твоей единственной жизни — тем настойчивей стучится сладкая возможность отдаться безумию надежды, что всё это сон, что еще чуть-чуть и проснешься и засмеешься — ах какой глупый и долгий сон мне снился… как глупо было бояться, что все мы умрем, что я потерял её, её и его, а еще её и его тоже… пойду позвоню им и мы вместе посмеемся. Но звонить не кому, потому что их нет. Потому что эта дурацкая жизнь не сон. А сон ждет впереди, без сновидений.
Когда дни вроде как сочтены, тогда слабость наша, немощь наша, трусость наша протаптывает тропинку в просто сны. Мы с радостью хватаемся за любую возможность уснуть. Ведь там, по ту сторону уже вдоль и поперек знакомой реальности, нас ждет свобода — свобода от тикающих часов, которые нельзя остановить и отвернуть назад, чтобы пройтись вновь еще раз по уже пройденному пути. И что может быть страшней, если уснуть не удается, если груз опостылевшей реальности, бесконечное колесо одних и тех же мыслей не отпускает в сон, где мы свободны от себя-как-наказания.
Со временем и наши воспоминания оборачивают снами. Мы еще можем обманывать себя, что мы помним реальность, что мы возвращаемся к тому, что было, но нет — это тоже просто сны. Мы уходим в наши мечты, когда думаем, что вспоминаем «то, что было».
Нужно ли призывать к бодрости и бдению, есть ли смысл превозносить тот кусок пространства, что мы обозреваем двумя глазами, трогаем руками, топчем ботинками? Не есть ли сны-мечты-воспоминания то собственно человеческое, что единственное вырывает нас из механического мира?
Где, кроме как там, по ту сторону прикрытых глаз, мы все можем встретиться — все кто есть и все те, кого какие-то посторонние люди записали, что их уже нет.
. . .
Жить 98 лет, похоронить родителей, мужа, 9 из 10 детей, похоронить всё своё поколение. Чем заполнены твои дни — как движутся мысли… не всё ли равно, что ты путаешь каких-то людей — ведь все одинаковы. Но ведь не может быть правдой, чтобы это проклятое мироздание украло всё самое дорогое, что у тебя было и тебя саму тоже почти украло. Это ведь всё должно быть просто кошмаром. От которого только надо проснуться. И всё будет хорошо.
Жить 78 лет; делать все правильно; любить, желать, ожидать, что тебя понимают и всегда ошибаться. Работать, работать, работать, приносить людям пользу… получить похвалу и участие в представлении с фанфарами… и это всё. Да даже если бы и не всё — даже если бы все награды, что может придумать и соорудить человек для себе подобных, вдруг были бы нагромождены вокруг тебя — чтобы это поменяло. Разве это сделало бы мир вокруг таким, каким он должен быть — каким он должен быть ради которого ты потратил все силы и всю жизнь.
Земляника растет на поляне год от года. Она та же самая — а ты нет. Она будет еще, а тебя нет. Мгновения, которые достойны того, чтобы длиться, длиться и длиться исчезли как дым. Но ты все еще властелин — ты еще, пока еще можешь — ты это уже хорошо научился — ты можешь увидеть то, чего нет — ты можешь раз за разом уходить в свой мир — там где живут самые дорогие тебе и где все еще было возможно…
И даже любая неудача в том мире, любой театральный ужас, любой ученический страх, любая «обида» — как она сладка и желанна по сравнению с миром, в котором уже ничего этот нет и не будет — не будет с тобой.
Но женщина носит ребенка и она родит его — она должна его родить, потому что любовь не знает границ сна и яви — она вне этих границ — она верует, что всё обязано быть хорошо, что приходящее в этот мир твоё дитя будет счастливым — ведь будешь счастливым ты с ним и оно обязательно будет это знать и будет жить в этом счастье — ты все для этого сделаешь. Ты будешь оберегать его жизнь и его сон. Даже когда тебя не будет. Но будет его жизнь, его сон и ты в нем.
■ Как удержать жизнь, утекающую сквозь пальцы? Оплести гармонией время…
//«Ускользающая красота» (Бернардо Бертолуччи,1996)
■ Последнее отчуждение…
//«Красная пустыня» (Микеланджело Антониони, 1964)
■ Она ушла в него как в монастырь…
//«Объяснение в любви» (Илья Авербах, 1977)
■ Абсурд и Истина фильма и жизни…
//«Монолог» (Илья Авербах, 1972)
■ Жизнь на берегу у Ничто…
//«Манчестер у моря» (Кеннет Лонерган, 2016)
■ Самоотречение. О тех, кто спасают(ся)…
//«Аритмия» (Борис Хлебников, 2017)
■ Старость — путешествие и приключение для не усыпившего себя человека…
//«Простая история» (Дэвид Линч, 1999)
