Ноша зла для доброго сердца…
//«Таксист» (М.Скорсезе, 1976)

 
Сердце рвется от несправедливости мира. Руки сжимаются в кулаки до хруста, до боли. Боль раскалывает голову. И пусть. И хорошо. Лучше боль в голове, чем видеть всю ту муть, что из себя представляет этот мир.
Чтобы боль прошла, нужно лечь спать. Но спать невозможно. Стоит лечь, закрыть глаза, как шарманка мысли обязательно вывернет в твое сознание очередное ведро кровавого мусора памяти. Смерть, хрип… упущенный момент, в который можно было бы изменить чертову цепь того, что привело к тому хрипу… к той смерти… там… на этой чертовой войне… которую развязали эти чертовы политики…
Шарманка мысли начинает крутиться все быстрее, кровь закипает, стук в висках, боль перестает быть выносимой, глаза открываются и упираются в ненавистный потолок. Сна нет. Спать невозможно. Нужно глотнуть таблетки и уйти из этой чертовой квартирки… из этого гроба.

Чертово человечество само хоронит себя в своем же мусоре. Ночью это не может увидеть только слепой и тот кто спит. Спит, чтобы днем пойти по своим пустым делам, играть в свои пустые делишки, соблюдать свои пустые правила… чтобы жить свою пустую жизнь, от которой ничего кроме мусора не останется.
И самое мерзкое, что на этом мусорной куче мира жиреют сутенеры всех мастей. Сутенеры, которые берут в оборот беспомощные души и выставляют их на панель, или посылают их на убой, или заставляют тратить свои жизни, чтобы забивать головы мусором другим, чтобы сутенеры могли жиреть, совсем ничего не боясь…

Сдавливающее сердце жажда справедливости, рвущее его в лохмотья сострадание требуют что-то делать. Или найти укрытие и подлатать это самое сердце. Найти того, найти ту, кого можно обнять и согреться в её тепле.
Главное, чтобы она не была как эти все; главное, чтобы она поняла; главное, чтобы не надо было ничего объяснять, ведь объяснить это невозможно тому, кто это уже не знает.
Эти чертовы правила общения нужны лишь для того, чтобы подсовывать пустые души, вместо настоящих. Ведь близость чувствуешь сразу. Взглянул и вот. Все. Зачем эти лживые словеса и хождения вокруг. Все должно быть честно.
Зла похоти меньше всего в порнофильмах. Потому что честно. Ничего, кроме того, что люди сами хотят друг от друга. Я-ты-трахнулись-разбежались/остались-навсегда.
И это надо понимать. Та, которая особенная, она должна это понять. Понять, что все эти условности это чушь. Что секс не то, ради чего стоит городить огород. Просто хорошо и все. А главное это то, что вместе. Что честно вместе. Чтобы весь этот чертов мир катился куда хотел, а мы были вместе.
Но она не поняла; она — такая как все.

Жизнь катится, как катилась. Сердце разрывается. Сделать ничего нельзя. Вот только заноза девчонки-проститутки не дает покоя. Весь мир катится и пусть, но то, что вот именно её не спас — это плохо.
Надо взорвать этот спящий в своем мусоре город. Чтобы они проснулись. Чтобы перестали слушать этих клоунов-политиков, для которых «все сложно», потому что они лишь хотят сами стать сутенерами покруче, чем есть сейчас.

Бедные родители. Их нельзя огорчать, они не заслужили, чтобы узнали, что их сын проигрывает этому злому миру.
Пистолеты это хорошо. Они уравнивают всех. Мы еще посмотрим, сколько заплатят эти уроды за то, что они сделали с этим миром.

…А потом судьба сделала свой шаг. И ему стало предельно ясно, что делать ему. Что он сам почти превратился в мелкую шестерку сутенеров. И надо это исправить. Надо спасти, кого должен был спасти и кого еще можешь спасти. Что никакое, даже самое громкое, хлопанье дверью никого в этом чертовом мире не разбудит. А нужно просто доделать хотя бы одно свое дело. Нужно не ссучиться. Нужно просто остаться честным. И пошло оно все к черту.

. . .

Пол Шредер и Мартин Скорсезе выбрали ход жизни, который вполне мог быть.
Но если бы не он, то фильм 1976 года стал бы адвокатом всем тем, кого современный мир привычно и почти зевая, называет террористами. Всем тем, кто убивает других и взрывает себя. Тем, среди которых ой как много обычных заблудившихся во зле добрых сердец, которые так и не увидели, что современный мир и люди рождают не только мусор, но и любовь, и добро, и красоту. Тем, которых так умело научились использовать себе на прибыль упыри-сутенеры, работающие под вывесками «нация»/ «религия»/ «справедли­вость»/ «сво­бода».
Адвокатом всем тем, кому он обязательно нужен. Хотя бы для того, чтобы помнить, что они — люди. И их надо спасать, спасая наш мир от зла и мусора. Чтобы не было кровавых жертв их утонувших во зле добрых сердец.

. . .

Герой фильма барахтался в жизни один. И писал дневник для себя для одного. Писал, чтобы слышать слова человеческого языка, чтобы в них, в этом эхе самого себя, найти опору — как будто его слышит и понимает кто-то. Слышит и понимает другой человек — без чего оставаться человеком невозможно. Писал, притягиваемый еще и призрачной надеждой продлить хотя бы часть себя до вечности — надеждой сумасшедшего, что его слова когда-нибудь кто-нибудь прочтет потом — прочтет и не бросит в мусор каракули его души.

Но эти слова дневника — эти письма самому себе и вечности, населенные призраками пустых надежд — это эхо самого себя — играют всегда еще две свои дурные шутки:  они замыкают пишущего их в круг самоповторения и очень легко начинают жить как приказ действовать.

Человек оказывается на поводке уже сказанного — слова рождают другие слова, уводящие по своей словарной логике все дальше в одном и только в одном направлении… И человек принимает их за слова, по которым нужно жить — как убедительный совет — как почти приказ, прозвучавший из уст заслуживающего доверия человека — себя самого.

Человек может отмахнуться от дурной мысли в своей голове, отмахнуться же от произнесенных и, тем более, записанных (т.е. невырубаемых в своей реальности физического присутствия) слов, обращенных прямо к тебе и созвучных твоей душе и твоему состоянию, — практически невозможно…

А теперь добавьте к ситуации фильма, что страдания, потерявшей равновесие души, попадают не на бумагу, а в социальные сети — в человеческую паутину, сплетенную из мечтаний, самообмана, гордыни, зависти и злобы — паутину, которая мгновенно распространяет вибрацию любой особо буйной души… Остается только слегка направлять к нужной цели жертву.
Жизнь сутенеров зла и смерти никогда не была такой легкой как сейчас.

Кадры из фильма:

 

Сладкая отрава для [вечных] подростков, или Почему невозможность путешествия во времени – это хорошо…
//«Назад в будущее» (1985‑1990)

Абсурд и Истина фильма и жизни…
//«Монолог» (И.Авербах, 1972)

Она ушла в него как в монастырь…
//«Объяснение в любви» (И.Авербах, 1977)