* * *
С 1941 по 1964 прошло 23 года, еще через 23 года был 1987, а еще через 23 — 2010, т.е. в общем-то — вчера. А за 23 года до того — был 1918.
Какой короткий век. Как и всякий век до него. Одна длинная жизнь. Бывают ведь такие длинные жизни. И несколько поколений.
Но это был другой век — это был XX. И это была Россия, это был Советский Союз. Это было время, которые вобрало в себя столько, сколько ой как мало какое.
Не то, что каждые десять лет были не похожи одни на другие — каждые пять лет, а то и каждый год взметались ввысь числом событий и переломов, в которые вместились бы целые иные эпохи и жизни. И жизни вмещались. Проживались и сгорали. Расцветали, давали плоды или нет; прочерчивали свой след, заметный миллионам или вспыхивали мгновенной искрой в рое других; длились и длились обычным существованием или обрывались на полушаге.
Что остается в памяти от ушедшего человека? Как много мы можем сами без фотографий и рассказов других вызвать в себе воспоминаний? Много ли мы переживем вновь в себе в цвете, в запахе, в касании? — Скорее это будут вспышки, короткие эпизоды; вновь и вновь разыгрываемые нами для самих себя кусочки времени с нашим участием.
Что может быть банальнее и скучнее, чем какие-нибудь стандартные события любой жизни — дни рождения, рабочие будни, посещение лекции, очередные праздники, дорога в магазин или на работу, посиделки с друзьями? А если это все события той единственной жизни, которая уже оборвалась? Если это банальное событие — это всё, что мы, по какой-то прихоти нашей памяти, можем вспомнить и вспоминаем раз за разом как связанное с этим человеком и нами; с тем, что уже никогда не будет, что ушло навсегда? А если это события нашей, единственной, так стремительно несущейся к финалу, жизни?
Что может быть нелепее для идеологического противника или реципиента его излияний, чем советские первомайские демонстрации? Как легко их простебать, политологически/культурологически разобрать, посочувствовать участникам…
А если это штучное событие (сколько их было — 70, 73 ?) навсегда ушедшей страны? Страны, похожей на которую не было, и уже не будет. Потому что она была первая.
Люди жили так, как не жили до них. Они проживали мечту; держали своими жизнями мечту — мечту, которая вырвала все их миллионные судьбы, судьбы их родителей и детей из вязкой колеи тысячелетнего повторения одного и того же; они пытались жить этой мечтой…
Люди, которые не могли перестать быть людьми, и потому мечта узнавалась все меньше, удерживалась все слабее и лишь инерция всех и чувствительность немногих продлила её отсветы на нашей земле… меньше, чем век.
Первомайские демонстрации… танцы… чтения стихов… то ли конъюнктурные, то ли нет картины с выставок… серьезные разговоры… фотография погибшего отца на стене… — это всё было раз и навсегда.
Было единственное и ушедшее, было длящееся только тогда; то, что больше не будет… — а потому бесконечно подлинное. Даже если понимали это все меньше и меньше.
Может и продержался этот порыв почти целый век, что все это было так как было? Может возгонка мечты, которая держала мою страну, а потом сломала мою страну миражом совсем-совсем близкого нового простого сытого и легкого, — может она еще и держит нас в это наше провозглашаемое как «свободное от антропоцентричного мифа» время?
Единичность жизни конечного человека делает бесценными его дни. Делает бесценными память о днях, которые еще держатся ею перед обрывом забвения.
Единичность событий жизни так демонстративно конечной страны, моей страны, освящает их не меньшей ценностью. Для нас. Для потомков.
Мы измерим себя по тому, что было с нашими отцами-дедами-прадедами, мы измерим свой вес на весах ушедшего и (что всегда главное для человека и человечества) на весах мечтавшегося. В неразрывности людских обыденности-подвига-подлинности-притворс
■ СССР – от беспризорников к звездам…
//«Путевка в жизнь» (Николай Экк, 1931)
■ Лучший мир из возможных на Земле…
//«Семеро смелых» (Сергей Герасимов, 1936)
■ Восторг быть пришельцем…
//«Человек ниоткуда» (Эльдар Рязанов, 1961)
■ о Зове, тяжести Дара и (не)предательстве Себя…
//«Приходите завтра» (Евгений Ташков, 1962)
■ Человеческое сердце — всегда больное сердце…
//«Нежность» (Эльёр Ишмухамедов, 1966)
■ Она ушла в него как в монастырь…
//«Объяснение в любви» (Илья Авербах, 1977)
■ Будь проклята война…
//«Баллада о солдате» (Григорий Чухрай,1959)
■ Как снять Правду о войне, что даст силы, когда до победы еще так далеко?
//«Два бойца» (Леонид Луков, 1943)
[избр.комментарии с zen.yandex.ru/kinokakpovod,4elovek-zritel.livejournal.com ]:
[edge read]
да, такой взгляд на историю своей страны он обостряет личное отношение…
и может быть через это даже кого-то примиряет с тем, что уже неисправимо (как в ситуации, когда пытается примириться человек с потерей близкого, повторяя как заклинание такую избитую, но от этого не менее жуткую фразу: «все мы смертны»)…
и оффтоп: первая картинка с раскрашенным красным флагом — откуда ?
`
Re: [edge read]
если огрублять и попытаться сказать еще раз часть того, что м.б. не получилось сказать с первого раза, то всё-таки речь не о банализации: «всё конечно»/ «все мы умрем и ничего тут не поделаешь»,
а ровно наоборот — об обострении понимания ценности прожитой жизни целой страны; об обострении понимания ценности каждого свершения страны, страны которой не бывало и которая наша… о вглядывании в прожитое страной и о том как не растерять это прожитое и вырастить из него новое живое…
что обрыв истории страны — это не «исторический приговор неудачникам», не свидетельство «неправильности пути», а факт завершения жизни, который не обесценивает саму прожитую жизнь …
_
кадр с флагом — собственный опыт работы с фоторедактором)
`
[edge read]
понятно.
про флаг — имелся ли в виду первый красный флаг в истории кино — раскрашенный Эйзенштейном в «Броненосце Потемкине»?
`
Re: [edge read]
конечно — именно эту связь и хотелось сделать явной (и в плане истории советского кино и в плане советской истории как таковой)
+ символ яркости события-детали; фрагментарности памяти; сути того, ради чего первомайские демонстрации
и так далее…