«трилогия о пути России с 1910 по 1918 год; рассказ о пробуждении в простом рабочем – большевика, революционера и государственного деятеля; фильм о радости жизни, дружбе, солидарности, любви, самоотверженности и мечте…».
Фильм наполненный больше, чем живыми людьми — фильм сотканный из индивидуальностей. Не типами людей, а людьми par excellence — уникальными, запоминающимися на всю жизнь. В каждом кадре. Фильм связанный гением музыки народа и Дмитрия Шостаковича.
Трилогия, что рождалась духом времени. Что рождалась через 20 лет после Революции, что все эти 20 лет непрерывно горела в душах — будила души от сна обыденности. Своей небывалостью. Невозможностью свершаемого.
Вопреки всему, вопреки противостоянию не на жизнь, а на смерть.
Фильм снимался в самые страшные годы всё еще длящейся гражданской войны. Когда уже построенный новый мир вывернул частью своей в нетуда — в смерть. В массовые аресты и расстрелы. Им нет оправдания. Но они понимаемы.
Страх и смерти конца 30-х годов. Человечность в каждом из нас и каждом из живших тогда хотела бы чтобы их не было. Чтобы не было, то что было. Но оно было. Маховик войны людей за власть, за маленькое своё; обыденность уничтожения ценности каждой отдельной человеческой жизни, что породили Мировая и Гражданская, — все это не обрывается сказочным заклинанием.
Путь в новый мир свернул не туда. В темень, в смерть. Но остановился. И не разрушил главное. Потому что мечта, зажженная ярчайшим светом за 20 лет до того была слишком сильна и ей жил весь живой народ.
Фильм пропитан правдой мечты; правдой памяти, которая питала выстраивание небывалого; правдой воспоминаний об обстоятельствах рождения, что никто из нас никогда не проживал в своем сознании, но что входит в нашу кровь и плоть через прожитую нами из года в год нашу жизнь — нашу с самого первого мгновения, нами — семьей, товарищами, страной, человечеством…
* * *
Юность.
Единство своего мира. Уверенность в друге. Принадлежность. Не одиночество. Не заброшенность. Совместность проживания жизни. Тяжелой жизни. Требующей физического усилия каждый день.
Радость сил, бродящих в тебе. В молодом тебе. Упоение трудом. Физическим усилием. Упоение голосом, мотивом, словами песни. Позыв ко всем таким желанным девушкам, барышням.
«Крутится вертится шар голубой, крутится вертится над головой…»
Понимание, что рядом такой же как ты, тождественный тебе в самом главном. Понимание, что ты в единстве с другом. Уверенность в существовании. Радость от мира…
Юность молодого рабочего, погруженного в жизнь среди тысяч таких же как он. Юность Максима.
А потом удар смертью. Смертью и несправедливостью. И ложью. И равнодушием. И презрение к тебе со всем твоим чудом и твоей открытостью, и твоей радостью. Убийство друга — части тебя, убийство равнодушием, кромсание твоего сердца пустотой, лишенной песен. Навсегда…
Мрак порядка, который, ведь это же и есть самое ужасное и невыносимое, создается людьми. Ничтожными людьми. Которые делают эту такую прекрасную жизнь невыносимой. И не в шутку. А до конца. До уничтожения всего, что тебе дорого. До низведения тебя в грязь. Тебя и твоих друзей. Твоего мира.
Мира, который честен в своей трудной жизни. Который должен быть совсем иным.
Но каким он должен быть? Он должен быть другим.
Старый мир, где мрак душит светлое, должен быть разрушен. Нужно бороться. Нужно мстить, нужно убирать всех кто служит и охраняет людоедский порядок.
Порядок ломает жизнь, пускает её в подполье. Но там теперь и есть свет. Самые светлые люди теперь именно вне — вне громады внешнего устройства. Они светят внутри, они дают тепло друг другу, они знают себя как тех, кто может взорвать эту бесчеловечную машинерию государства лжи, равнодушия, наживы на жизнях малых сих. Они знают себя как несущее лучшее будущее. Они чувствует в своих сердцах этот жар. Они питают друг друга. Они партия.
Каждый из них — апостол. Он пойдет один в дальний город, где творят своей работой жизнь уже познавшие свое единство, свое тождество, свою могучую силу люди. Рабочие. Пролетариат. Он пойдет один. Одного достаточно. Потому, что сердца уже горят. Достаточно соединить их огонь с огнем других сердец, в других городах. Достаточно донести Искру единства. Пламя Правды.
И мир будет изменен.
. . .
Возвращение.
Солидарность. Трудно одному — помощь от всех. Увольняют часть — встают на дыбы все. Единство каждодневной жизни тяжелого труда. Не смотря ни на что — радостного труда. Труд он радостен. И тем стократ горше, когда результаты его крадут те, кто так мерзок. Когда твой труд хотят пустить на службу смерти. Когда обманом пускают твою силы на приближение массовый убийств во славу убийц — на войну.
Восстание. Встать во весь рост. Встать против огрызающихся шестеренок обрыдлого порядка. Встать со всей силой. Которая права до самого основания своей чистой души. Но которая так безоружна в своем порыве.
Камень решимости против хитроумности пуль, которую из тысячи лет принуждения и обирания народов принес наличный «порядок». Двуличный «порядок», который уже даже сам забыл зачем притворяться, когда можно просто давить-давить-давить…
Баррикада отчаяния перед черной волной мракобесия. Перед черным навалом смерти, которую столь многие хотели употребить себе на пользу. Смерти, что накрыла народы в мировом жертвоприношении никому…
. . .
Сторона.
Превратить империалистическую войну в гражданскую.
Страшный лозунг. Страшный план. Страшный для мира. Но если не мир? Если уже даже не страх? Если — ужас? Если миллионы садистки умертвляются каждый день из года в год? Если на этом умертвии наживаются самые мерзкие, а самые лучшие разрываются на куски, травятся, мешаются с грязью, а если и возвращаются — то обрубками — обрубками тела — с обрубками души…
И без всякой надежды. Потому что если даже просто прекратить бойню — потом будет только пустота. Потом была только пустота. Передышка перед новой бойней…
Поднять граждан на граждан. Ради большинства. Гигантского большинства. Подавляющего большинства. Ради самых искренних. Самые искренние и встанут. Поднимутся и вырвут власть из тысячелетий «порядка» угнетения, из тысячелетий «порядка» уничтожения человеческого у большинства, из «порядка» уничтожения человеческого у тысячелетия подавляемого большинства человечества…
Что может быть неподъемнее, чем выстроить новый, невиданный уклад жизни. Вырасти миллиарды отношений между миллионами людей. Вопреки всему. Когда жизнь у подавляющего большинства висит на волоске. Когда совместное бытие истончилось до тонкой кожицы памяти о человечности. Когда падальщики не прекращают рвать всё себе, набивая собственное нутро, убивая последнее остатки надежды…
Что может спасти? Что может быть той силой, которая сделает невозможное?
Мечта!
Мечта и вера. Вера в себя, в товарищей. Вера в человека.
И любовь. Любовь к человеку.
* * *
Где эмоциональная вершина этой невероятной, в своей правдивости высшей правдой, трилогии о рождении советской власти?
Она в, формально «одной из», истории об оправдании горемычной подстрекательницы погромов винных погребов.
За лохмотьями героини явлены другие лохмотья — явлены одежды правды Евангелий — правды обетования — правды, что возвестила о Спасении и что поддерживает из столетия в столетие человечность в этом мире.
Чернота отчаяния. Чернота жизни без надежды. Без поддержки. В парализующем холоде одиночества ежедневного выживания и попыток спасти себя и детей. Без надежды… не проходящая усталость.
Без понимания. В окружении таких же. И в окружении сытых волков, которые питаются людьми.
Редкие всполохи ненависти и желания мести.
Все пропало. Нет ничего впереди. Жизнь ушла в черноту, только-только начавшись.
Жизнь живьем закопанным в сырости могилы навсегда чужого угла в навсегда чужом городе и как оказалось чужих-чужих людей.
И вдруг спасение. Вдруг — прощение от вроде как врагов. Прощение суда, который судил не по уже давно-давно выцветшей «совести» и не по уже давно-давно людоедским «законам»…, который судил не ясно как и почему…
И вдруг — осознание. Суд судил — любовью. На весах любви. На весах человечности. На весах мечты о новой небывалой прежде жизни — мечты о счастье всех обездоленных. На весах мечты, что двигала всеми, кто отдал свои жизни без остатка и до конца в этой непонятной прежде Революции…
Слезы омывают душу надеждой, что случившееся чудо изменит всё, что так как случилось теперь будет всегда и со всеми, что прежняя чернота уйдет и больше не вернется. Слезы узревшие Спасение…
Слезы молодой матери, что стала раньше срока старухой и уже стояла одной ногой в смерти, в окончательном ничто — слезы персонажа фильма и слезы зрителей, что помнят ту надежду Октября и что жили надеждой в 1938 году, что всё-всё плохое будет окончено. Жили верой в Будущее.
Жили верой. И прожили свою жизнь. И развернули человечность над планетой и над нами.
Нам же надо искать всё заново. И слезы на наших глазах — слезы понимания — понимания тех, кто жил и понимания, что то, что так отчетливо явленно нам в чуде Спасения, — так и должно быть.
■ Путь СССР – от беспризорников к звездам…
//«Путевка в жизнь» (Николай Экк, 1931)
■ Лучший мир из возможных на Земле…
//«Семеро смелых» (Сергей Герасимов, 1936)
■ Советский Союз Мечтателей, или Ленин = «Начальник Чукотки»…
//«Начальник Чукотки» (Виталий Мельников, 1966)
■ Восторг быть пришельцем…
//«Человек ниоткуда» (Эльдар Рязанов, 1961)
■ Она ушла в него как в монастырь…
//«Объяснение в любви» (Илья Авербах, 1977)
■ СССР. Страна как жизнь…
//«Застава Ильича» (Марлен Хуциев, 1959-1988)
■ Как снять Правду о войне, что даст силы, когда до победы еще так далеко?… //«Два бойца» (Леонид Луков, 1943)
■ Будь проклята война…
//«Баллада о солдате» (Григорий Чухрай,1959)
[избр.комментарии с zen.yandex.ru/kinokakpovod,4elovek-zritel.livejournal.com ]:
[комментарий 1]
Трилогия — классика представления революции.
Наглядно можно задуматься и сравнить с теми «революциями», что уже прошли перед нашими глазами — майданом, белорусскими имитациями… И там тоже протестующие… и там полиция/милиция подавляет… Т.е. форма вроде как и похожа. Т.е. это получается одно и тоже ?
То-то и оно, что нет! После разрушения и разграбления СССР к власти непрерывно хотят прорваться те, кто прежде всего остальное мечтает за счет всех остальных устроить уже свою (и только свою!) удобную жизнь, кто прикрываясь эфемерными (не идущими от нутра большинства) посылами пытается дорваться до корыта…
И в 1918-ом были те, кто впрыгивал в уже удавшуюся революцию, чтобы поиметь кусочек послаще,
но в условном 1910-ом таких не было — риск был запредельным (как минимум лишиться работы, а значит лишиться самому и лишить всю свою семью любых источников к существованию), а выгода там — в прекрасном далёко…
Что двигало революционерами (без кавычек!)?
Души прекрасные порывы?
Да, они!
`
Re: [комментарий 1]
Да, собственно и сейчас основная цель любых технологов “цветных революций” привлечь как можно большее число чистых душ, чтобы под их прикрытием привести к власти нужных персонажей,
но как всегда говорилось — «по плодам их узнаете их»…
если цель — неоколониальный захват очередной территории, то чистые души из таких «революций» исчезают уже меньше чем через несколько недель… а через год-два даже сам факт выхода на площадь становится стыдным для того, чтобы в этом признаться приличному человеку…
[Василий Ненилин]
«по плодам узнаете их». Гражданская война, красный террор — хороши, однако, «прекрасные порывы».
`
Re: [Василий Ненилин]
1. не нужно ужас уже вовсю гуляющий по России к октябрю 17 года и плоды войны пытаться выдавать за плоды революции…
— война уже шла, шла и конца ей было не видно…
(кстати, вот в Турции никакой социалистической революции не было, но были армянские и греческие Катастрофы, захват власти кеммалистами и т.д. — т.е. были непрерывные резня и войны с миллионными жертвами, и все это длилось больше десятилетия до 1923 года как минимум и закончилось созданием квази-фашистской Турции, которая так и не догнала за весь 20 век даже своих соседей по развитию)
— “красный террор” был ответом на “белый террор” и т.д.
(вообще никакое рождение в революции не бывает безболезненным — сам акт переворота мира через революции никогда не происходит просто так (от «сытой жизни») и никогда не проходит безболезненно…)
2. реальные же плоды Октября, они настолько известны, что даже перечислять их неудобно, хотя наверно надо…
… всеобщее образование, бесплатная медицина, право на труд, восьмичасовой рабочий день, ликвидация детского труда и детской проституции (весьма распространенное явление в РИ еще и в 20 веке), индустриализация, победа во Второй мировой…
и много-много, что еще, чем мы жили и живем